Отличная пропаганда безопасного секса!

Случилась эта полная трагизма история в конце 80-х годов прошлого века. Я тогда учился на первом курсе востфака Ленинградского госуниверситета. Покинув родительские пенаты, освободившись от ласкового родительского надзора, я немедленно стал типичным представителем интеллигентной шпаны. Вообще-то, к такому состоянию шел упорно и настойчиво еще со старших классов средней школы: курить начал в 15 лет, употреблять спиртные напитки и того раньше.
Периодически случались даже приводы в милицию, вплоть до... Впрочем, этот условный срок мне быстро сняли вместе с судимостью за примерное поведение.
С противоположным полом я познакомился очень близко еще до окончания школы, и на выпускном вечере установившиеся отношения основательно закрепил. Но по-настоящему развернуться на этом поприще получилось только в университете.
Сосед мой по комнате был личностью неординарной, и достаточно известной в нашей альма-матер. Когда я учился на первом курсе, он тоже учился на первом, но юрфака. До этого он успел поучиться на первом курсе истфака, филфака и полгода на экономе. Звали его Мика. Мика учил нас, зеленых юнцов, играть в преферанс (основательно, конечно, наживаясь на этом), и постепенно, насколько хватало его собственных знакомств, вводил в различные полубогемные компании.
И вот на праздновании одного из бесчисленных чьих-то дней рождений Мика познакомил меня с одной девушкой. О, что это была за девушка! Длинные ноги, свободные (очень свободные манеры), низкий, с хрипотцой голос. Я немедленно в нее влюбился, что в моем случае всегда означает одно: очень сильно поглупел. Полагаю, что отдаться мне ее побудила не страсть, а невозможность более терпеть мои глупости. Но так или иначе, ЭТО произошло, и я вступил с ней в безответственную половую связь еще на одном чьем-то дне рождения, на часок оккупировав ванную комнату. На этом, собственно, заканчивается преамбула и начинается сама история.
Через пару дней, проснувшись, я ощутил странную, неприятную боль в паховой области. Проинспектировав место происшествия, обнаружил имевшие место быть обширные покраснения на... в общем, на органе. Вообще-то, будь я немного постарше и поопытнее, я бы понял, что заниматься любовью под душем не совсем правильно в том плане, что некоторые потертости в таком положении практически неизбежны, плюнул бы и пошел похмеляться.
Но юношеский максимализм наслоился на похмелье, сердце ухнуло в пятки, и я в один момент убедил себя в том, что поймал что-то венерическое. Заикаясь от нехорошего предчувствия я разбудил Мику и принялся совать ему под нос пострадавший орган. Мика, что естественно, начал дико орать и отбрыкиваться. Я тоже начал орать, поскольку Мика, отбрыкиваясь, попал мне по яйцам. Через пять минут, более или менее успокоившись, Мика обозвал меня запойным мудаком и брезгливо согласился провести первичный медосмотр, сказав что сам он не сталкивался с подобными явлениями, но видел проявления гонореи.

Осмотрев повреждения, Мика сказал, что это явно не гонорея, а скорее всего, заурядный триппер. На вопрос, видел ли он проявления триппера, Мика ответил, что не видел, но мой диагноз установил методом исключения из возможных заболеваний гонореи и сифилиса, которые явно протекают не так. После этой сентенции он достал из холодильника бутылку пива и с наслаждением сделал громадный глоток. Когда же я вознамерился сделать то же самое, Мика сказал, что мне пиво нельзя ни в коем случае, поскольку триппер в ослабленном алкоголем и никотином организме развивается стремительно и неуклонно. Чувства мои описать невозможно, но очень странно, что оставшись без опохмела, терзаемый изнутри заболеванием, я чувствовал себя несчастным, и в то же время очень повзрослевшим.
- Мика, а что мне теперь делать? - спросил я дрожащим голосом.
- Не ссы, неврастеник, - ответил Мика - будем лечить. Или, если хочешь, можешь пойти в диспансер, но оттуда обязательно придет бумага по месту прописки и учебы.
Я содрогнулся, представив то, что скажет папа . Что могло случиться с мамой, когда она узнала бы о том, чем болеет ее любимый несовершеннолетний сын, я боялся даже представить.
- А чем лечиться?
- Ннуу... Марганцовкой, чем еще.
Подозреваю, что метод лечения триппера марганцовкой Мика с корнем выдрал из "Похождения бравого солдата Швейка", но в тот момент марганцовка для меня была панацеей, философским камнем, который просто обязан был избавить меня от всех проблем. И я побежал в аптеку за вожделенной микстурой.
Вернувшись через час, я чувствовал себя готовым на любое истязание организма ради избавления от постыдной немочи.
- Что с ней делать, Мика? Прямо сыпать, что ли? - спросил я с некоторым сомнением.
- Сдурел, дебил? Раствор делать надо. Воды вскипяти.
Я вскипятил.
- В какой пропорции сыпать?
- Думаю, чайной ложки на литр хватит. Нет, сыпь две, на всякий случай. Только в чайник не вздумай! Наводи вон в той банке!
Вы представляете, что получилось в "вон той банке"? Раствор был, как сказано у классика, радикально черного цвета. Адская смесь даже не успела как следует остыть, когда Мика сказал: "Давай суй, и терпи сколько есть мочи". И я сдуру сунул. Мочи хватило секунд на восемь. И еще две минуты я молчал, делая огромные глаза, а потом заорал. Во всевозможных выражениях я клял свою нелегкую судьбу, женское коварство и жестокосердие Мики. Я использовал весь свой запас нецензурных слов и даже, кажется, выдумал несколько своих, оригинальных...
Как и следовало ожидать, такое лечение нисколько не остановило болезнь, а намного усугубило ее. К вечеру на органе появились коросты. Мика счел это дурным предзнаменованием и отправился ночевать к подружке, закупив пачку презервативов, чего ранее никогда не делал. Я провел в терзаниях бессонную ночь и задремал только к утру.
В первом часу следующего дня меня разбудил Мика и сказал, что привел настоящего специалиста: "Это Жора, он в мединституте на втором курсе учится. Щас он тебя на ноги поставит". Когда я поближе узнал Жору, я понял, что как специалисту я ему не доверил бы даже корову. Он учился на дантиста, но об этом ни Мика, ни сам Жора не посчитали нужным меня проинформировать. Осмотрев, в свою очередь, мой пострадавший орган, Жора объявил нас варварами, впредь и на всю жизнь запретил заниматься самолечением, и сказал, что меня могут спасти только антибиотики в лошадиных дозах. Вторично я отправился в аптеку, на этот раз за таблетками, название которых я не знаю и по сей день - Жорик начертал что-то по латыни на бумажке, а почерк у него был уже профессиональный - простому человеку не разобрать.
Судьба моя нелегкая не пронесла меня и на этот раз. Выпив действительно лошадиную дозу этих таблеток, я наглухо отключил себе кишечник. Местом моего постоянного проживания стал туалет. Мучения мои были непередаваемы, я практически не спал двое суток, и абсолютно ничего не ел столько же. Даже стакан воды выводил неустойчивую систему пищеварения из равновесия, и я со страдальческим лицом бежал в туалет.
На третий день, кое-как закрепив желудок, я отправился в студенческую поликлинику, все же не рискнув обратиться в диспансер. Специализированного врача по моему вопросу там, естественно, не было, и поэтому я , не долго думая, встал в очередь к терапевту. Очередь была довольно длинная, человек восемь, и я успел немного подремать, дожидаясь.
Когда я вошел, молоденькая девушка-врач заполняла какие-то бумаги.
- Проходите, садитесь. Что у вас? - спросила она.
- Я прошел, но садиться не стал. Измотанный самолечением и связанной с ним бессонницей я сразу предъявил то, что было у меня. Девушка покраснела, побледнела и пулей вылетела из кабинета. Я совсем поник. Кажется, даже немного повредился в уме.
Много повредиться мне не дали, поскольку буквально через три минуты в кабинет вернулась девушка в сопровождении заведующей поликлиникой, очень большой (как два меня в ту пору) женщиной лет преклонных. Критично обозрев меня с ног до головы и задержавшись на несколько секунд в районе брючного ремня она сказала: "Так... Быстро ко мне в кабинет. Маша, со мной".
Являя лицом свою собственную посмертную маску, ничего не соображая я поплелся за заведующей, которая, в своем развевающемся халате при ее габаритах, казалась мне Немезидой, богиней отмщения. В кабинете Немезида затолкала меня за ширму, приказала достать пораженный орган и ждать.
- Маша, - сказала Немезида, - дай мне шприц и раствор (какой-то)кислоты.
- Хорошо, Анастасия Михайловна.
Маша мигом принесла шприц и маленькую бутылочку. Анастасия Михайловна начала набирать в шприц жидкость.
- Анастасия Михайловна, штаны снимать? - слабым голосом поинтересовался я.
- Абсолютно не зачем, молодой человек. Ягодицы ваши нас сегодня не интересуют приготовьте свой орган.
Представив, как Анастасия Михайловна со всей дури вонзает шприц в мой многострадальный орган, я почувствовал, что ноги у меня стали ватными и не могут больше держать мое тело. Сию же минуту подскочила Маша и сунула мне под нос нашатырного спирту.
- К раковине, к раковине, побыстрее - ничуть не изменившимся голосом приказала Анастасия Михайловна.
Увидев, что Немезида приближается ко мне со шприцем, я было вновь наладился в обморок, но вовремя заметил, что иголки на шприце нет.
Ловко вставив наконечник шприца в канал моего многострадального органа, Анастасия Михайловна действительно со всей дури вкачала внутрь меня все пять кубиков своего адского состава.
- Зажать и держать минуту! Держать!
Я держал как мог своими дрожащими руками.
- Отпускай. В раковину, в раковину!
Мне уже было все равно.
- Так, застегивайся. Через пять минут пойдешь помочиться, а после обеда зайдешь к Маше, она возьмет у тебя мазок.
Из кабинета я вылетел пулей и понесся в ватерклозет. Боже мой, раствор марганцовки показался мне нежным бризом и манной небесной по сравнению с тем, что мне пришлось вытерпеть при мочеиспускании. Как я узнал потом, процедура, примененная ко мне называлась провокацией. С моей точки зрения это действо было как минимум диверсией. Глаза мои вылезли на лоб, слезы текли куда интенсивнее чем, собственно, переработанная жидкость. Кое-как окончив свои дела, весь покрытый испариной я выбрался из сортира с чувством глубокого удовлетворения, не догадываясь, что самое страшное еще маячит передо мной.
После обеда я зашел без очереди в кабинет к милой девушке Маше и привычно приготовился к неизбежной экзекуции. Но то, что случилось, я предугадать был явно не в силах. Маша взяла некий медицинский прибор, что-то вроде катетера, намотала на него кусок ваты и непринужденно засунула мне его в канал на глубину сантиметров в восемь. У страха глаза велики, да и по моим сугубо личным ощущениям, катетер углубился, как мне показалось, сантиметров на двадцать. Сил у меня осталось только на то, чтобы нечленораздельно вякнуть. Я чувствовал себя обесчещенным, как изнасилованная женщина, хотелось плакать. Повозив немного внутри (ощущения невероятные), Маша, к величайшему моему облегчению, вытащила свой пыточный прибор, перенесла мазок на приборное стекло, и, скромно потупив взгляд сказала:
- За анализом завтра придете к Анастасии Михайловне.
Пережив еще одну бессонную ночь, подавив в себе нестерпимое желание свести счеты с жизнью, утром я побрел выслушивать приговор. Уже приготовившись к самому худшему, в тайне только надеясь, что до ампутации дело не дойдет, я робко постучал в дверь к Анастасии Михайловне.
- Войдите!
Я вошел.
- Анастасия Михайловна, я...
- Гандон!
В тот момент я на сто процентов был уверен, что это моя характеристика, более того, я на сто пятьдесят процентов был с ней согласен.
- Нужно использовать! - продолжала Анастасия Михайловна. - Немедленно поди и купи пачку презервативов и больше никогда ни на кого без! Понял? Все, иди, реакция отрицательная.
Да я в тот момент был вообще готов никогда и ни на кого! Все вокруг казалось мне дивным и прекрасным: морозное утро, сосны вокруг общежития, улыбающиеся люди. Вдруг я ощутил, что теперь с полным правом могу и очень хочу выпить пива.